just back off before I snap...
29.09.2014 в 13:52
Пишет клюквенное варенье:Лондонский Мост Падает
Название: «Лондонский Мост Падает»
Автор: клюквенное варенье
Бета: ворд, автор.
Фендом: Zankyou no terror
Рейтинг: PG-13
Жанр: джен, юст.
Дисклеймер: Ватанабэ - чемодан моих мокрых платков, любви и прав.
Размер: драббл
Комментарий автора: Драббл написан как попытка объяснить Аято свою точку зрения. Но, поскольку кое-кто очень плохо объясняет...
и еще я все-таки упоролась этой
Прослушать или скачать Can You Feel My Heart бесплатно на Простоплеер песней в конец:
♦читать дальше♦
Can you see the dark?
Can you fix the broken?
Can you feel, can you feel my heart?©
Can you fix the broken?
Can you feel, can you feel my heart?©
Когда Кларенс входит, Файв не утруждает себя даже морганием. Просто продолжает вести блестящей от лака кисточкой по ногтю, доводя до острого кончика. С таким же успехом можно было пытаться привлечь внимание каменных истуканов у входа в Храм Луны.
Файв уютно устроилась в глубоком кресле кабинета. Нога закинута на ногу, платиновая копна мягким сугробом рассыпалась по шоколадной верхушке спинки. Ступня, в такт мелодии, что она намурлыкивает, покачивается на острие длинной шпильки. Он узнает эту мелодию. Как ее там? Кажется, “Лондонский мост падает”?
Руки Файв не дрожат, зрачки неотрывно смотрят на возникающую из-под кисти цветную полосу. В полумраке кабинета на ее светлой коже, кресле и громадном дубовом столе цвета запекшейся крови испуганно трепещут редкие пестрые лучики реклам, прорвавшиеся сквозь задернутые жалюзи.
Кларенс перевидал много шпионов. Всех этих больших и маленьких людей всех известных комплекций, с жесткими лицами и стеклянными серыми глазами, глядя в которые чувствуешь себя брошенным в лабиринт со сдвигающимися стенами. Но Файв не напоминала ни одного из них. Ее красивая тонкая фигура не выдавала ни тренировок, ни боевого опыта. Не имела ни одного шрама, ни царапины. Аккуратные ладони с длинными ногтями всегда были безупречно накрашены. Элегантный сиреневый треугольник сережки как призрачный колокольчик позвякивал на ходу. В глазах ее тоже был лабиринт, но совершенно другого рода.
И нашел выход из этого лабиринта Кларенс только когда услышал вопрос:
— Ты же не чаю попить зашел?
Он кивнул но, не уверенный, что она увидела, подтвердил:
— Да.
С заботой дорожного шлагбаума, ладонь указала ему на свободное место.
— Пришло дело. — Кларенс прервался, раскладывая на столе распечатанные материалы. — Терроризм. Ребята решили, что было бы здорово украсть кое-что ценное и… Преуспели. Вот сводка, — Кларенс передвинул левее один из листов. — Вот — фото с камер наблюдения.
— Видео?
— Уже на внутренней почте.
Файв улыбается и удовлетворенно кивает. Кларенс знает, что это высшая форма похвалы и чувствует себя поощренным.
В пару кликов, она заглядывает в неотвеченные письма и находит нужное. Звука на видео нет и монитора не видно, но Кларенс понимает это по миганию от экрана и глазам Файв.
Стеклянный взгляд сосредоточен и отстранен. Как будто сознание ее и мысли переместились куда-то глубоко. И Файв получалась сама по себе — недвижное тело само но себе.
На вскидку, прошло минуты две, когда Кларенс услышал звук клавиши. Пробел — догадался он. Файв поставила видео на паузу. Ужасно хотелось посмотреть, что так привлекло ее внимание, но поделиться этим вслух он не решился.
Неотрывно рассматривая что-то на экране, она положила руку на стол. Ладонь легла на столешницу. Прижалась к дубовому покрытию.
Когда вдруг раздался резкий стук. Кулак ударил по столу так, что Кларенс почувствовал колебания воздуха. Ногти впились в ладонь, губа закушена. Брови сошлись на переносице, спокойное лицо перекосило. Глаза в тени плотной челки казались совсем черными. Эта гримаса могла бы соперничать с многими детскими кошмарами про пряничные домики. Быстро, как кобра, Файв вскочила с кресла и закричала. Из груди ее вырвался искренний, горловой рык ненависти. Руки крыльями взметнулись в воздухе, сметая по стола документы, звериный оскал перечертил лицо, аметистовые глаза горели холодным огнем нескрываемой ярости. В комнате поднялся белый бумажный вихрь. В его центре, она резко двигалась, мотая корпус вправо и влево, как хищник вгрызается и мотает жертву в зубах. Не женщина — ледяной ураган.
Как будто первобытная агрессия в ней жила в той первозданной форме, когда Старшая Мать в пещере убивала своих, чтобы прокормиться.
Завороженный этим ураганом ненависти, он открыл рот, чтобы вмешаться только когда последний листок приземлился на пол. Но был тут же прерван выставленной ладонью.
— Все в порядке.
— Но…
Она перевела на него взгляд, и продолжать мысль Кларенс не решился.
Будто перелистнули страницу, все вернулось на несколько минут назад: лицо Файв разгладилось, ладонь расслабленно легла на колени.
— Я поизучаю дело еще, — добавила она после повисшей паузы, — Одна.
Кларенс кивнул.
Встали они одновременно, Файв прошла с ним до двери. Постороннему могло бы показаться, что та провожает его, но Кларенс знал ее достаточно долго, чтобы понять: Файв нужно было запереть дверь на ключ. Когда бы дело ни интересовало ее, она оставалась думать в уединении. Никто не имел права беспокоить ее. Это была, так же, и его забота.
Иногда ее манера поведения откровенно пугала и бесила окружаюших, но сила ее мышления и исполняемость компенсировали нетерпимый нрав и тяжелый характер.
Он привык. Он был с ней уже достаточно давно.
Однако, в дверях он обернулся. Файв стояла прямо перед ним, спокойная, как река Ганг, и обманчиво хрупкая. Но Кларенс чувствовал, как в душе бьется странное ощущение. Как когда когда глаз цепляет крохотное отличие, но не понимает, какое именно. И вот ты стоишь и гадаешь, что именно не так, но никак не можешь разглядеть лишнюю деталь.
Он помедлил, пытаясь поймать ускользающую мысль за хвост, но безуспешно. Затем еще раз зачем-то кивнул, больше самому себе, чем ей, и, бросив напоследок внимательный взгляд, двинулся прочь по коридору.
Дверь за ним громко, со звоном, щелкнула.
Когда он отходит на пару метров от двери, все, на что ей хватает сил, это сползти спиной аккурат по дереву двери.
Чертов Кларенс. Вопреки впечатлению, он безобразно, до отвращения сообразителен. Интуиция ищейки, взгляд — как прицел винтовки. А на свете есть немного вещей хуже, чем слишком долго находиться на мушке у снайпера. И как же чертовски сложно не выдавать себя. Ни движением, ни интонацией, ни жестом. Прицел всегда обнажает. Будь то тело или душа.
Файв становится хуже. Тело бьет крупная дрожь, сердце в груди колотится о ребра, как заведенное. Звон в ушах разрастается, и реальность теряется в нем, начинает плыть. Белая пустота отбрасывает ее куда-то далеко. Картинка комнаты колеблется, как нечеткая голограмма. Силы покидают тело, и, окончательно потеряв над ним контроль, она валится на пол. Через минуту, которая длится как световая, звон отступает. Холод плитки по-немногу приводит ее в себя.
Сил подниматься нет.
Как и желания.
Правда резанула ее лезвием, будто пинцет вскрывая старые раны, на которых едва затянулись швы. То, с чем она жила так долго, вдруг стало совершенно иначе, как будто мир хорошенько встряхнули и поставили кверх-ногами.
Она и хочет поверить в то, что видела, но кто-то большой и гневный внутри нее противится этому, как вирус антидоту.
VON.
Она все поняла. Черт возьми, она все поняла!
Сколько лет прошло с тех пор, как она остановилась перед оградой? Ребенок, пять лет. Пепельная копна волос, громадные грустные глаза на детском личике.
“Возьмите меня с собой”
И она бежит за ними: легкие горят, дыхание сбилось, пижамка в грязи и пыли. Их преследуют. Запах смерти дует им всем в лицо. Отчаяние лижет огнем их спины. Если не убегут сейчас — не убегут уже никогда. Даже смерть кажется лучше этого. Люди сзади кричат: “Стоять!” — кричат — “не вздумайте стрелять! Это же подопытные!” Они должны убежать и спрятаться. Быстрее, как можно быстрее.
Но ведь прекрасно известно, что белый, в отличие от серого и черного, совершенно невозможно спрятать в тени.
И эта ограда оказалась такой неприступной.
Сколько же она жила с чувством, что в тот день все-таки умерла? Сколько же это будет лет? Она совершенно не может вспомнить. Их прошло уже так много.
Столько лет, столько чертовых лет. Сколько из них она искала, пыталась вычислить по номерам карт и водительским правам, по чекам, по маршрутам такси? Сколько ради этого закаляла душу под тугим костюмом ФБР?
И вот, они тут. В ее рабочем компьютере.
В гребанном компьютере.
Будто пытаясь проморгаться, Файв несколько раз открывает и закрывает глаза. Медленно, неторопливо и недоверчиво, словно пытаясь распознать обман.
— Черт возьми, Найн, — сипло процеживает она сквозь зубы. — Найн, ты идиот.
Когда языка касается что-то соленое, Файв замечает, что плачет. Слезы текут из глаз. как вода из прорванной дамбы.
Это диверсия. Это чертова диверсия. Они пытаются ее убить.
Дрожащей рукой она касается волос, прикладывает ладони к лицу, замирает. Файв знает перевод слова VON.
И еще она знает, что не отдаст Найна никому. Не сейчас и никогда.
— Черт тебя забери, Найн. — прерывисто повторяет она. — Ладони судорожно ложатся по щеки, размазывая тени и потекшую подводку. Она плачет и испуганно, отчаянно дрожит всем телом. Слезы градом падают на пол. — Идиот. Ты просто идиот. — и, громче, добавляет: — Но почему Исландский?
Она сжимается колачиком. Всхлипывая и дрожа, обнимает себя руками и роняет голову на лист бумаги.
Пять минут.
Пять минут, и она вернется в норму. Просмотрит видео, напишет Кларенсу забронировать билеты. Соберет вещи, оставит распоряжения по текущим делам и вылетит в страну Восходящего Солнца.
Через каких-то пять минут.
“VON” — значит “надежда”.
Шах и Мат.
Лондонский мост падает.
URL записи
@темы: zankyou no terror